Где ли она сада скочи?
Осень в Краснодаре - это медленно угасающее жаркое лето, плавно или не очень переходящее в декабрьскую стыль.
Сменив за своё детство золотое несколько регионов проживания, я твёрдо убеждена, что здешний климат для жизни и радости почти идеален.
Об одном лишь иногда нет-нет, да и взгрустнётся: осень. Самая красивая и крышесносная осень, на мой взгляд, бывает только в Питере и области его.
На юге даже в горах не встретишь даже лёгкого отголоска той осени. Она совсем другая.
Остаётся теперь только вспоминать эти первые полтора месяца как единый златобагряный вальс, чуть тронутый морозцем и пахнущий чернилами, клюквой, потрёпанной бумагой нотных сборников и старым деревом рояля.
Это то, что прочнее всего укоренилось в памяти относительно моего подпитерского детства.
Однако хорошая девочка Лида привносит неожиданный колорит.
Пристрастившись к родной речи и научившись выражать свои мысли длинными предложениями, барышня в последнее время заговорила прям-таки по-питерски.
Пример: берёт пластмассового лягушонка, и укладывает его спать.
- Паязю пать ягусю на подусю. ("Положу спать лягушу на подушу")
Или: обувается и шествует по двору на завтрак:
- Абую тапы, иду кусять гечю. ("Обую тапы, иду кушать гречку")
Собираясь в люди:
- Надену сяпу... Нет! Кепу надену. Нада заесть типей коясу. И косю зять ссябой. ("Надену шапу. Нет! Кепу надену. Надо теперь залесть в колясу. И кошу с собой взять")
Кубанские аборигены не всегда понимают моего веселья по этому поводу.
А вот же однако же.
Ни разу не питерская Лида
Сменив за своё детство золотое несколько регионов проживания, я твёрдо убеждена, что здешний климат для жизни и радости почти идеален.
Об одном лишь иногда нет-нет, да и взгрустнётся: осень. Самая красивая и крышесносная осень, на мой взгляд, бывает только в Питере и области его.
На юге даже в горах не встретишь даже лёгкого отголоска той осени. Она совсем другая.
Остаётся теперь только вспоминать эти первые полтора месяца как единый златобагряный вальс, чуть тронутый морозцем и пахнущий чернилами, клюквой, потрёпанной бумагой нотных сборников и старым деревом рояля.
Это то, что прочнее всего укоренилось в памяти относительно моего подпитерского детства.
Однако хорошая девочка Лида привносит неожиданный колорит.
Пристрастившись к родной речи и научившись выражать свои мысли длинными предложениями, барышня в последнее время заговорила прям-таки по-питерски.
Пример: берёт пластмассового лягушонка, и укладывает его спать.
- Паязю пать ягусю на подусю. ("Положу спать лягушу на подушу")
Или: обувается и шествует по двору на завтрак:
- Абую тапы, иду кусять гечю. ("Обую тапы, иду кушать гречку")
Собираясь в люди:
- Надену сяпу... Нет! Кепу надену. Нада заесть типей коясу. И косю зять ссябой. ("Надену шапу. Нет! Кепу надену. Надо теперь залесть в колясу. И кошу с собой взять")
Кубанские аборигены не всегда понимают моего веселья по этому поводу.
А вот же однако же.

Ни разу не питерская Лида
Срезают лазером сосули,
В лицо впиваются снежины.
До остановы добегу ли,
В снегу не утопив ботины?
А дома ждёт меня тарела,
Тарела гречи с белой булой;
В ногах – резиновая грела,
И тапы мягкие под стулом.
В железной бане – две селёды,
Торчат оттуда ложа с вилой.
Есть рюма и бутыла с водой,
Она обед мой завершила.
Я в кружу положу завары,
Раскрою «Кобзаря» Шевчены –
Поэта уровня Петрары
И Валентины Матвиены.
А в ходу, ко всему прочему, всё больше ложа и тарела.